Джон Мильтон, космический поэт: ранние следы научной фантастики в «Потерянном раю»

Одна из многих ироний «Потерянного рая», пересказа Джоном Мильтоном Книги Бытия как эпической поэмы, — это разгром Каллиопы, древнегреческой музы эпической поэзии. В 7-й книге стихотворения он упоминает о неспособности Каллиопы в мифологии спасти жизнь своего сына и называет ее «пустой мечтой» (7.39). Однако эпическим поэмам нужна направляющая муза, поэтому вместо этого Мильтон обращается к старшей сестре Каллиопы Урании, музе астрономии, чтобы вдохновить свой рассказ. Урания от всей души ответила на этот призыв, если судить по всем прекрасным описаниям космоса в «Потерянном рае»: солнце — «всерадующий светильник» (3.581), звезды, усеивающие небосвод, — «живые сапфиры». (4.605), а Земля среди всего этого «подвешена на золотой цепи, этот подвесной мир» (2.1051-1052).

Временами кажется, что «Потерянный рай» даже граничит с чем-то вроде космической оперы: ангел Рафаэль намекает на существование других миров и внеземной жизни, а путешествие сатаны через пустоту, чтобы достичь Земли, — не что иное, как межзвездный космический полет. Мильтону иногда удавалось предвосхищать научную фантастику благодаря своему увлечению астрономией своего времени, особенно новой астрономией Коперника, которая заложила основу для многих межзвездных вымыслов научной фантастики. Хотя я не буду заходить так далеко, чтобы сказать, что сам Мильтон был писателем научной фантастики, я думаю, что мы должны, по крайней мере, признать его своего рода литературным предшественником: космическим поэтом.

К.С. Льюис, который сам был большим поклонником Мильтона и много писал о его работах, также признал красоту космологии Мильтона в стихах. В своем научно-фантастическом романе 1938 года «Из безмолвной планеты» Льюис даже просит Милтона помочь ему описать красоту Вселенной. Эта ссылка является частью замечательного описания космоса Льюисом в главе 5. Приспособившись к первоначальному шоку от похищения на космический корабль, его главный герой, Элвин Рэнсом, удивляется тому, насколько богаче Солнце, звезды и планеты. теперь посмотрите, сравните с видом с Земли. В отличие от холодной, пустой пустоты, которую он был обучен ожидать, космос наполнен эфирным светом: «планеты невероятного величия» и «небесные сапфиры, рубины, изумруды и уколы горящего золота» (22). Метафоры космоса здесь следуют некоторым из собственных метафор Мильтона, и я склонен полагать, что Льюис использовал его в качестве модели.

Льюис завершает эту серию описаний космоса в стиле Мильтона прямой цитатой самого поэта. Однако его причины использования Милтона носят скорее стратегический характер. Льюис цитирует Милтона, чтобы проиллюстрировать свою проблему с тем, как современные люди представляют себе космос, и с самим словом «пространство». Льюис пишет:

Но с течением времени Рэнсом осознал другую, более духовную причину постепенного просветления и ликования своего сердца. Кошмар, давно порожденный в современном сознании мифологией, следующей за наукой, сошел с него. Он читал о «Пространстве»: в глубине его мыслей в течение многих лет таилась мрачная мечта о черной, холодной пустоте, полной мертвенности, которая должна была разделять миры. До сих пор он не знал, насколько сильно это на него повлияло — теперь, когда само название «Пространство» казалось кощунственным наветом на этот эмпирейский океан сияния, в котором они плавали. . . Нет: «Космос» — неправильное название. Мыслители старшего поколения были мудрее, когда называли его просто небесами – небесами, возвещавшими славу –

счастливые края, которые лежат, Где день никогда не закрывает глаза, В широких полях неба.

В это время он часто и с любовью цитировал себе слова Мильтона (22–23).

Здесь Льюис бросает вызов своим современным писателям-фантастам — особенно Герберту Уэллсу, которого он критиковал как образец того, что он назвал «уэллсианством», — и их склонности описывать космос как враждебный, аморальный, пустой и, по сути, не имеющий фиксированной цели или значение. Язык здесь предполагает еще более глубокую историческую критику Коперниканской революции и того, как астрономия, ориентированная на Солнце, повлияла на то, как люди думают о своем месте во Вселенной.